Зачем картинке рамки
«Рисуешь ты не очень, а вот думаешь хорошо!» — так художница Ирина Захарова сказала Виктору Меламеду, когда тот принес ей свои лучшие работы.
Она взрастила не одно поколение маститых выпускников Московского университета печати имени Ивана Федорова, сама была из семьи больших русских графиков и потому знала, о чем говорит. Виктор в «Полиграф» (так в народе звали полиграфический вуз) поступать, правда, не думал, но мысль Ирины Павловны на вооружение взял и стал формировать умение шевелить мозгами у молодого поколения иллюстраторов.
О чем же должен думать художник? С каким отношением он должен подходить к созданию картинок к книгам, в том числе детским? Об этом и многом другом иллюстратор из Москвы рассказал «УР».
С чего начинается литература
— На художнике, который оформляет книгу, лежит немалая ответственность. Лично для меня Пушкин начался с иллюстраций Ивана Владимирова к поэме «Руслан и Людмила», и если бы не созданная им красота…
— Интересный выбор… Но в этом плане кому как повезет. Я стал заниматься детской иллюстрацией, уже будучи папашей двух сыновей. И знаю, что ответственность на художниках огромная. Только об этом у нас никто не говорит, как, впрочем, и о детском писательстве, и о детской российской книге, которой на полках магазинов представлено ничтожно мало. У нас есть школы иллюстрации, но лично мне не близка методология преподавания. Сегодня ребята рисуют Чиполлино, завтра героев Чехова — есть эволюция сложности заданий, но нет концептуального понимания, что же такое иллюстрация. Я учу ребят искать сюжет, они создают книжки-картинки без текста, пишут собственные тексты. Да, каждый из моих выпускников написал по книге… Художнику необходимо понимать механизм создания текста на всех уровнях книги. Ведь она — живой организм, который необходимо чувствовать.
— Иллюстрации для детей, думаю, должны быть иными, чем для взрослых: не замысловатые, не пугающие…
— Говоря об ответственности художника перед маленьким зрителем-читателем, мы забываем об одной вещи. Вспомните историю про детские площадки. Психологи доказали: абсолютно безопасные вредны детям, потому что не дают возможности риска и опыта. Та же история и с детской литературой и иллюстрацией. У нас сейчас больше запретительных мер, а не поддерживающих, как это происходит, скажем, в Европе или Азии. Ведь иллюстрация — это вопрос взаимоотношений не столько с ребенком, сколько с его мамой. А уж она — очень мощный фильтр, который к собственному чаду ничего плохого не пропустит. И ребенок быстро понимает, что к чему, и выбирает книгу с оглядкой на родителя.
[photo]3000[/photo]
Советский график Владимир Лебедев до сих пор почитаем на Западе как новатор.
Каков вкус…
— И какие вкусы у взрослых?
— К сожалению, прежде чем говорить о вкусах и дискурсе в детской литературе, нужно отметить, что мозги у нынешней аудитории очень замусорены. В головах у людей множество предрассудков, поэтому многие вещи, которые могли бы сформировать интересный, яркий, вкусный контекст, попросту не выживают. Те вещи, которые выбиваются из общего потока, не проходят ценз у издателя. Да, им нравится, что истории отличные и картинки супер, и детям такая книжка нужна, и родителям, только мерчендайзеры не будут знать, на какую полку в магазине такую книгу ставить! Мой любимый пример: две дамы обсуждают в магазине детскую книжку. Всем хороша: и картинки, и текст, и по возрасту подходит. Только бумага не глянцевая. И разговор об ответственности художника оказывается не столь важным в свете того, что у нас не открываются двери всему возможному.
— Но люди творческие, знаете ли… Мало ли, что «накалякают»!
— Люди, которые работают с детской книгой, как правило, очень позитивные. Они могут совершать ошибки, но зритель сам отфильтрует ненужное. Перед художником пока слишком много инстанций, лишающих его возможности, образно говоря, набить синяки и научиться не делать лажу.
— А насколько странные картинки попадают в детское восприятие мира?
— По-вашему, «странный» — это все, что не Владимиров? (Улыбается.) Но есть же странная классика. Туве Янссен. Эдвард Лир. Подобных им много. То, что дети легко узнают как «свое», то и странно. Странно смешное. Страшное. Все то, что выбивается из нормы и не похоже на привычное. И странность — неотчуждаемое качество иллюстрации, способ заострить то, что мы видим в тексте. Если хотите, стиль в иллюстрации — это интонация автора. Почему детские книги читают странными голосами? Ребенку так понятнее, он не выключит внимание, не заскучает.
Детки на «крючке»
— Ой, их сегодня удивить и зацепить очень непросто…
— Да, современная визуальная культура становится все более плотной и насыщенной. Перченой. Это факт, который ни плох, ни хорош. Но подобное происходит не впервые. В советское время визуальный язык, которым говорили художники, был на грани считываемости. История всей иллюстрации в одной картинке — это работы Владимира Лебедева 1935-го и 1945 годов. Советская власть иссушила и удушила его мощное дарование. За каких-то 10 лет он перешел от крутого супрематизма и модерна в графике детских книг к котикам и медвежатам… А ведь он был современником великого немецкого графика Георга Гросса! Но обидно, когда нашего Лебедева и по сей день носят на руках на Западе, а у нас если его и знают, то, увы, совсем не за то, за что следовало бы.
— Неужели у этого новатора не нашлось последователей?
— Проблема в том, что сегодня в России нет эпигонов, которые готовы продолжать дело великих мастеров графики. Нет вдумчивого копирования, да и культуры преемственности как таковой тоже нет. Татьяна Маврина, Лев Токмаков, Май Митурич… Где традиции этих иллюстраторов, творивших в 80-е? Их нет. Возможно, из-за того, что у нас каждый хочет остаться оригинальным, но при этом я не призывают заимствовать — нужно просто разрабатывать методологию, учиться у больших мастеров. Вот за рубежом, например, это одно из успешных направлений в иллюстрации, у того же Квентина Блейка, который иллюстрировал Роальда Даля, к примеру, множество эпигонов. Да, они все находятся в его тени, и это заметно. Но при этом они разные, узнаваемые… У нас сегодня есть талантливые имена: Александр Табаков, Евгений Монин, Максим Покалев… И интересно, какие результаты покажут через некоторое время мои выпускники.
Секрет неуловимого
— Герой книги Стефана Касты «Лето Мари-Лу» сказал, что рисовать можно плохо, но самое сложное — передать в изображении что-то неуловимое… Чему, как мне кажется, не научить.
— При работе со студентами важно выводить их на более высокий уровень словаря, подводить к осмыслению того, что они делают. Я как-то дал ребятам задание нарисовать чудо. Они сделали, но мы решили бриф не засчитывать. Это была попытка осмыслить, что происходит с человеком, когда он говорит: «Ах!» Как в него попасть. Что он будет чувствовать. Но для этого то самое неуловимое должно быть уловимым.
— И как же передать его на бумаге?
— А это разговор уже о другом. О том, что достучаться до зрителя можно не только академическими способами рисования. Ведь сколько авторов — столько и стилей. И «неуловимое» — это сам художник. Он должен привести себя самого к некоему набору инструментов и мыслей, может, даже к манифесту, чтобы понимать, что же он делает. И со зрителем в том числе. Если он это понимает, то получает некий стандарт качества своей работы — не в плане «тут я наврал анатомию», а в плане «попадет-не попадет». Сегодня мир настолько насыщен, что мы не успеваем полностью обрабатывать весь вал информации. Мы не можем себе позволить обрабатывать мир на полувздохе. И задача каждого — понять, чем же именно ты берешь. Кто-то интонацией, кто-то умением, кто-то даже чудом занудства и любви к деталям. А для этого нужно самоосмысление, саморефлексия, работа над собой и с собой. Но как только «секрет» найден, причем не обязательно даже до конца вербализованный, все, что ты делаешь, пойдет лучше.
ВИЗИТКА
Виктор МЕЛАМЕД. Учился в Московском университете путей сообщения по специальности «бухучет на железной дороге» и на художника-мультипликатора студии «Пилот», брал частные уроки рисунка у художника Ирины Захаровой. Получил заочное высшее образование в университете Хартфордшира. Рисовал иллюстрации, в частности, для «New Yorker», «Rolling Stone», «Коммерсант», «Эксперт»). Был приглашен в московское частное образовательное учреждение «Британская школа дизайна» вести курс «Иллюстрация», где преподает до сих пор.
[photo]2999[/photo]
Владимир Лебедев был современником немецкого графика Георга Гросса.