— У меня несколько ответов на этот вопрос… Видите ли, я так для себя понимаю, что архитектор должен учиться всю жизнь. И надо быть образованным в разных сферах, поскольку архитектура — полидисциплинарная сфера деятельности: не выходя за рамки специальности, ты успеваешь побыть и бизнесменом, и, если проектируешь больницу, врачом, и режиссером, если проектируешь театр. В этом, наверное, главный кайф работы архитектора.

[photo300]2783[/photo300]

— А в данном случае — кайф поработать чиновником?

— Не совсем так. Это другая точка обзора, возможность взглянуть на предмет с другой стороны, ведь архитектура, помимо творческой, технологической, коммерческой и прочих составляющих, всегда имеет составляющую политическую, поскольку отражает определенную стратегию развития. И если хочешь иметь об архитектуре полное представление, эту грань тоже должен изучить. И вернуться к творческой работе обогащенным новым опытом, более широким видением предмета.

Ну а вторая причина… У меня очень личное восприятие города, и, когда я вижу какое-то неудачное сооружение, это меня задевает, заставляет переживать.

Как действующий архитектор, ты своей работой пытаешься, конечно, как-то влиять на ситуацию, но возможности у тебя ограниченные. И тебе кажется, что, заняв иную позицию на этом поле, ты сможешь добиться улучшения качества архитектурного проектирования в целом… Хотя решать за других профессионалов — это дело неблагодарное, поскольку не существует единственного объективного ответа на творческие вопросы; ты невольно смотришь на все через призму собственных предпочтений.

— Градсовет в этом смысле помеха или помощник?

— Я совершенно искренне считаю, что помощник. Хотя кому-то, возможно, и помеха…

В ситуации, когда некий заказчик проталкивает откровенно негодный проект, а мои возражения считает субъективными и необоснованными, я могу предложить ему выслушать коллективное мнение независимых профессионалов — и все станет ясным. Хорошо и то, что теперь этот орган существует при главе администрации, а не при главном архитекторе — это лишает всякого смысла обвинения в ангажированности.

Но в любом случае объективным фактом является то, что средний уровень проектирования в нашем городе недопустимо низкий.

— А как же знаменитая уральская архитектурная школа?

— Она имела место быть, и какие-то ее отголоски, безусловно, еще звучат, но в целом уровень архитектурного образования, которое получают екатеринбургские студенты, он очень и очень далек от вызовов и запросов, предъявляемых действительностью, а также от современных подходов, практикуемых лучшими архитектурными школами — не только мировыми, но и российскими.

Во-первых, сама система преподавания строится сегодня несколько иначе; во-вторых, архитектура уже давно предельно интернациональна, и, чтобы быть в тренде, понимать все нюансы, надо быть интегрированным в мировую образовательную систему в этой сфере, чтобы выпускать конкурентоспособные кадры. Мы же по большей части варимся в собственном соку. Да, была славная эпоха конструктивизма, были и позже заметные достижения. Но нельзя жить только этим, надо двигаться дальше — иначе рискуешь безнадежно отстать.

— Вот вы говорите о замкнутости, но мне приходилось слышать сетования ваших старших коллег на то, что нынешние архитекторы зачастую просто не включают собственные мозги, коль скоро есть возможность подобрать в Интернете картинки на все случаи жизни…

— Для обучения работа с какими-то архитектурными аналогами — это совершенно нормально. Другое дело, что во всем мире само понятие «архитектура» — оно гораздо шире, чем у нас принято преподносить. Архитектура — это проектирование жизни. Она не сводится к рисованию фасадов. Настоящая архитектура начинается с психологии, социологии,  урбанистики, маркетинга… Результат, формализованный в виде архитектурного проекта, — это макушка айсберга, это вишенка на торте.

Вишенка не может висеть в воздухе. Только в том случае, если наличествует многослойная, многокомпонентная основа, здание получится и архитектурно выразительным, и самобытным, и коммерчески успешным. И надо всегда помнить, что хоть архитектура и является искусством, ее продукт не является самоценным произведением искусства, это объект для жизни, средовой объект, который должен быть актуален и наполнен жизнью. И, согласитесь, мы ведь часто ловим себя на том, что какое-то здание по непонятным причинам кажется нам одухотворенным, наполненным внутренней энергией. Это как раз тот случай, когда архитектура отдает в среду то, что в него было вложено, возможно, десятки и сотни лет назад.

А бывает, что здания — мертвые, они не создают вокруг себя никакого поля. По моему глубокому убеждению, мертвые здания — плоды формального проектирования, за которым не было ни творческих переживаний, ни глубокого осмысления, ни вовлеченности в суть функционального устройства объекта.

Когда идешь по какой-нибудь голландской улочке, то ощущаешь вот такую живую городскую среду, хотя, если попытаться разложить по полочкам все составляющие, ничего особенного мы не обнаружим. У нас подобные ощущения возникают нечасто и, как правило, в отношении отдельных зданий.

— Вспоминаю мой любимый Рим — взять хоть площадь Навона, хоть площадь Ротонда у Пантеона — там, казалось бы, бессистемное нагромождение зданий по периметру, но почему-то присутствует ощущение гармонии…

— Это к вопросу о культурности слоев — гармония возникает не ввиду прямого следования какому-то стилю или, наоборот, стилевого противопоставления, гармония возникает из-за того количества интеллекта, которое было приложено к образованию каких-то определенных объемов.

То есть, возвращаясь к вопросу, процесс просмотра студентами картинок — это процесс нужный для того, чтобы понимать, из каких букв состоит алфавит того языка, которым ты пользуешься, но для того, чтобы сочинять стихи, мало знания букв. Цель любого аналогового проектирования — не сделать копию, а воспринять принципы, переплавить их в себе. И, как знать, может быть, когда-нибудь к тебе это вернется в виде какой-то метафоры…

— Что касается образцов, то, как я помню, в недавние времена для Екатеринбурга проектировали и Жан Пистр, и Кисё Курокава, теперь же законодателем мод вдруг оказался Вернер Зобек, чьи башня «Исеть» и новая версия «Екатеринбург-Сити» — явный шаг назад от того, что мы уже видели…

— Я думаю, что очень часто вопрос подбора зарубежных авторов имеет, прежде всего, пиар-составляющую, а не получение выдающегося архитектурного результата. И, к сожалению, можно констатировать, что многие именитые архитектурные бюро, которые работают в России и, в частности, в Екатеринбурге, далеко не лучшие свои продукты здесь предлагают. И второе, что можно заметить, — ни один из зарубежных авторов не доводит дело до высокой степени готовности; как правило, их используют на стадии концепции — для того чтобы разрекламировать проект, сделать его более привлекательным для инвестиций, а как только процесс начинает требовать серьезных вложений (не секрет, что оплата труда западных коллег кратно выше), от них спешно избавляются.

— К тому же западного маэстро не пошлешь на три буквы, если он упрется, не желая исполнять прихоти заказчика, идущие вразрез с его видением предмета…

— Да, к сожалению, в сознании многих наших застройщиков-девелоперов архитектура — это сфера услуг, и задача архитектора — обслуживание строительного комплекса, в то время как само понятие «архитектор» предполагает некоего идеолога процесса строительства. И архитектурный контент является определяющим в проекте — так принято во всем мире, но не у нас.

При этом почти никто не оценивает имиджевую составляющую архитектуры как фактор капитализации объекта. Все считают, что они продают квадратные метры, а если они еще худо-бедно архитектурно оформлены, то это совсем хорошо. На самом деле качественная архитектура очень мощно влияет и на репутацию застройщика, и на коммерческую привлекательность объекта — и даже как-то странно, что в России это пока не уловили. У наших застройщиков на калькуляторе только простейшие арифметические функции, а логарифмические, интегральные вычисления, описывающие более сложные зависимости, им недоступны и в расчет не принимаются.

А вот, например, власти Бильбао приложили огромные усилия для того, чтобы здание европейского филиала музея Гуггенхайма по проекту Фрэнка Гери было построено именно в их городе. И этот архитектурный объект выступил в качестве драйвера развития, город не просто стал широко известен за пределами Страны басков, он удвоил свой ВВП, став туристической Меккой.

Пример другого рода из России. Был недавно в Санкт-Петербурге на строительстве футбольного стадиона по проекту знаменитого Курокавы, слышал, какими словами крыл архитектора один из руководителей стройки: что он, мол, мать-перемать, тут напроектировал — это же невозможно построить! Пришлось ответить за покойного мэтра: это просто уровень ваших инженеров такой; в Японии или Европе этот проект реализовали бы изящно и без мата — за счет инженерной мысли, которая соответствует архитектурному уровню автора.

Увы, с подобным негативом мы сталкиваемся довольно часто, когда концептуальные архитектурные идеи попадают в поле разработки закостенелого промышленно-строительного комплекса, который не обладает ни необходимыми технологиями, ни надлежащим уровнем осмысления.

— Это тупик?

— Нет. Это детство. Болезни роста.

— Думаю, здесь присутствует много факторов, не связанных напрямую с архитектурой — и политических, и экономических…

— Если вы следите за законодательством в архитектурно-строительной сфере, то нетрудно заметить, что все последние постановления Минстроя сводятся к тому, что надо как можно быстрее давать людям возможность строить, не создавать ненужных процедур согласования, а жилье возводить по типовым проектам, дабы не проходить повторно экспертизу. Все это напоминает эпоху Никиты Сергеевича Хрущева, когда спешили дать людям квадратные метры. А потом разбирались, что мы тут построили.

То есть архитектура на уровне федерального чиновничества рассматривается исключительно как часть производственного процесса, а не как творческая деятельность. И в этом контексте мы видим, что ведущие екатеринбургские компании лихо возводят миллионы квадратных метров, и проектируют эти метры не архитекторы, а проектанты, которые не могут выдавить из себя никакого осмысленного архитектурного решения.

— Но ведь и фирмы, специализирующиеся преимущественно на жилье, берутся порой за индивидуальные и даже высотные объекты — такие, например, как небоскреб «Опера»…

— Из общего ряда это здание, конечно, выделяется, но когда стоит амбициозная задача спроектировать небоскреб в центре города, можно было бы попробовать решить ее более изощренным способом, чем отлить и остеклить бетонную этажерку. Такие знаковые объекты должны, во-первых, становиться предметом конкурса, а когда застройщик, пусть даже очень крутой, берется сделать все силами своего карманного проектного бюро — это нонсенс для мировой практики. А во-вторых, цель не будет достигнута, поскольку работа архитектора не персонифицирована. Дело все в том, что действительная цель — это удовлетворение амбиций, ведь издержки при проектировании и строительстве небоскребов в наших условиях значительно выше коммерческого выхлопа. А коль скоро это игра амбиций, то резонно кичиться тем, что мне, мол, Норманн Фостер здание построил, а мне — Заха Хадид, а не тем, что ты соорудил самое высокое и самое уродливое здание. Это уже амбиции на уровне песочницы…

— Упоминание об амбициях и уродстве невольно выводит на объект, появившийся до вашего вступления в должность главного архитектора, хотя ввод его состоится уже при Абдуллаеве, и летописцы это отметят… Я имею в виду новый «Пассаж».

— Приходится констатировать, что в центре нашего города установлен торговый механизм. Это не здание, это какая-то гигантская ярмарочная времянка, обклеенная фальшвитражами. Единственная его функция — извлечение прибыли, больше ничего.

К сожалению, определенной части горожан (не самой, прямо скажем, культурной и образованной) подобная торговая точка в центре кажется вполне уместной. Более того, я даже встречал людей, которым нравится архитектура «Гринвича»…

— Там есть архитектура?

— Очень часто происходит подмена понятий. Архитектура — это не просто прилепить что-то на фасад, это совсем другое: это построить среду вокруг здания, интегрировать его в градостроительный контекст…

Новый «Пассаж» не имеет никакого архитектурного содержания, там все неудачно, начиная с того, что ставить в параллель на одной площади два здания со шпилями и осевой симметрией — это нонсенс, такого нет больше нигде.

Очень не хотелось бы, чтобы представление об архитектуре Екатеринбурга люди составляли по этому объекту, а он явно будет претендовать на то, чтобы стать визитной карточкой города в силу своего расположения и размера.

И даже если встать на точку зрения застройщика, желающего поставить крупный торговый центр в самом сердце города и получившего на это право… В любом европейском городе провели бы конкурс, пригласили бы какого-нибудь звездного зодчего, чтобы получить в итоге уникальный объект, который бы и в среду вписался, и представлял бы собой какое-то особенное образное решение — при тех же даже размерах и назначении.

Это все к тому, что нельзя отдавать на откуп инвестору определение архитектуры объекта, поскольку это не находится в сфере его компетенции — при всем, как говорится, уважении.

— Но имеющаяся законодательная база не дает возможности ставить на пути застройщиков какие-то надуманные ограничения…

— Это самое скользкое место. Формально мы действительно не можем ничего запретить застройщику. Добиться своего — это для него лишь вопрос его юридической дотошности.

— И тем не менее вы, Тимур Насырович, пришли для того, чтобы бороться с плохими проектами…

— Ну, это звучит грубовато… Не то чтобы борьба, а скорее желание оградить город от каких-то явно негативных примеров, добиться более ответственного отношения авторов к предмету своего труда. Это задача довести до проектировщиков и застройщиков некий месседж, напомнить им, что строим-то мы на века, что кризисы приходят и уходят, а наши постройки остаются следующим поколениям.

— О результатах, разумеется, говорить рано…

— Разумеется. Цикл проектирования имеет определенную протяженность, и как минимум ближайшие 2—3 года будет продолжаться жатва того, что посеяно ранее…

— Отчаяние не охватывает?

— Я изначально понимал, что ничего не будет быстро. К тому же я сторонник такого подхода, что дорогу осилит идущий. Пусть я только начну этот процесс и не мне придется его завершать. Самое важное, чтобы эти усилия были последовательны, чтобы месседж звучал постоянно.

И надо поднимать авторитет архитектора и в глазах общественности, и в глазах застройщиков, ведь доходит до того, что застройщик, идя согласовывать проект, вообще не считает нужным брать с собой архитектора: «У нас там в задней комнате закрыты три человека, мы им передадим…».

То есть дело не всегда в бездарности или необразованности архитектора, а в его месте в этой системе. Одна из основных задач главного архитектора — быть проводником интересов профессионального сообщества, оказывать ему поддержку в том случае, когда выстраивание диалога с застройщиком заходит в тупик. Конечно, это зачастую вопрос компромисса, и я прекрасно понимаю, что не существует черно-белых ситуаций, что абсолютный результат в принципе недостижим. Но потому я свою цель формулирую достаточно осторожно: хотелось бы поднять средний уровень архитектурных объектов, которые у нас возникают. 

[photo]2782[/photo]