Вперед
Мы все по сути своей, конечно, консерваторы. Ибо прогресса, перемен желаем лишь умом, на словах. В глубине же души мы дорожим окружающим миром, он для нас воплощение прожитой нами части нашей жизни: вот трамвай, на котором я ездил в институт, вот тополя, под которыми играл еще в детсадовскую пору. Если они исчезнут, получится, будто всего этого и не было — будто я и не жил совсем.
Такое исчезновение кусков прошлого в большом городе приходится переживать частенько, но в ближайшие пару лет нас ждет острейшее потрясение. Радикально изменится значительная часть центра Екатеринбурга. Каждый камень в центре много значит для огромного числа горожан, но переделке подвергнется едва ли не самый насыщенный людскими эмоциями и воспоминаниями уголок — парк у главного городского роддома, где мы вначале сами появлялись на свет, а лет через 20—30 бежали между этими деревьями с цветами и пряниками.
Но что ж делать. И не в футболе дело — город сильно разросся на запад за последние годы. Запутанный транспортный узел площади Коммунаров каждодневно вынимает нервы у водителей, укорачивая понемногу их жизнь. Около семи вечера здесь все просто «стоит». Пересадить всех на автобусы? Вряд ли это возможно при нынешнем различии доходов горожан: те, кто сегодня ездит на машинах, скорее уйдут из города, чем поедут в автобусах. А ведь это именно те, кто держит на себе экономику города.
Словом, перестройка давно назрела. Вдобавок умиленный взгляд горожанина замечает только парк и ухоженное здание ОММ, старательно игнорируя сущий бедлам и пустырь за ними.
Есть шансы, потеряв привычное, обрести не только прямую дорогу из центра на ВИЗ и запад, но и современную парковую зону: реконструированные части «парка Коммунаров» станут единым комплексом с парком за Дворцом молодежи. И… давайте помечтаем — эти парки получат продолжение в виде парково-спортивной зоны на берегу Исети, которая вполне может появиться вместо нынешних кое-как используемых промсооружений.
То есть получить мы можем много больше, чем у нас есть сейчас. Но, конечно, даже горы самых красивых архитектурных эскизов не перевесят в нашей душе и одну знакомую с детства-молодости березку, «ту самую, под которой…»
Наверняка кто-то оплакивал срубленные деревья и в 1723 году, когда строили здесь плотину и завод. И в 1928-м, когда начиналась радикальная перестройка города. Но город перестал бы быть собой, если бы не перешагнул через свои чувства — точнее, если бы азарт и любопытство не перевесили силу привычки.
Надо вперед. Надо меняться.
