В 2012 году Тетюхин потратил все свои деньги, более 3 млрд рублей, на строительство клинического лечебно-реабилитационного центра по эндопротезированию в Нижнем Тагиле.

Чтобы рассказать об этом нетипичном для российских миллионеров поступке, федеральные СМИ выстраиваются в очередь. Плотный график Владислава Валентиновича не всегда позволяет общаться с прессой, но он выкроил время для «Уральского рабочего».

[photo150]2614[/photo150]

— Владислав Валентинович, пока я ждала в приемной, заметила, что хирурги то и дело заходят в ваш кабинет. О чем они с вами советуются?

— Нет, это мы с ними душевно беседуем. Специалисты у нас работают семейные, многодетные, поэтому мне важно, чтобы врачи проводили больше времени с семьей. А то жены уже на нас обижаются. Мы стараемся найти алгоритм работы, при котором врачи не только будут выполнять служебные обязанности, но и находить время для отдыха и общения с близкими. Работа у них хоть и любимая, но это все же работа.

— И что это за алгоритм?

— В большинстве российских медицинских учреждений какая система? Мы решили отладить процесс так, чтобы хирург работал 8 часов, а дальше занимался наукой, исследованиями и так далее. Немножко непривычный график для медицинских учреждений, но реализуемый. Это не экспромт, это планировалось при создании центра. Правда сейчас для того, чтобы хирурги не отвлекались на приемы и работали в две смены, необходимо расширять штат.

— Вам важнее профессиональные или человеческие качества сотрудников?

— Если расставлять приоритеты, то квалификация и мастерство на первом месте. Второй критерий — умение работать в команде. Если нет стремления к командной работе, такой врач для нашей системы не подходит. В нашей клинике каждый специалист лично отвечает за пациента. Поэтому помощь и поддержка коллектива должны быть обязательно.

— Среди врачей вашей клиники не так уж много тагильчан. С чем это связано?

— Мы не хотели обеднять местные медицинские учреждения, да в Тагиле и не было специалистов нужного профиля. У нас работают хирурги из Тюмени, Томска, Омска, Оренбурга, Подмосковья, Забайкалья. Всего 60 врачей и более 500 человек персонала.

— Довольны командой, которую собрали?

— В основном, да. С профессиональной точки зрения мои ребята — большие молодцы. Есть такие, кто способен делать сложные операции: повторное эндопротезирование, исправление врожденных патологий таза. У нас широкие возможности для профессионального роста врачей. Правда, нагрузка сейчас у них большая. Надо упорядочить работу, чтобы у них оставалось время на общение с домашними, адаптировать их к условиям местной жизни.

— О вашем центре уже слагают легенды. Говорят, что операционные оборудованы какими-то фантастическими, чуть ли не космическими, агрегатами…

— Все оборудование у нас немецкое, брали самое новое. Есть экспериментальная диагностическая и операционная техника, которой нет даже в германских клиниках.

— Экономические санкции не нарушили ваших планов?

— Оборудование закупалось в 2012—2013 годах, поэтому нам повезло. Да и впоследствии наши партнеры-проектировщики помогали с закупками. Недавно мы приобрели УЗИ экспертного класса, который в режиме 3D может определять положение и размер новообразования в организме. Это очень хорошая методика. Благодаря помощи наших партнеров, мы купили это оборудование по старым ценам.

— Лекарства тоже используете импортные?

— С лекарствами вообще все скверно. В основном закупаем препараты мировых лидеров фармакологии. С этим ничего не поделаешь. Мы стараемся, ищем российские и белорусские заменители, но они уступают в качестве. Зарубежные же стоят достаточно дорого.

— Как человеку, создавшему с нуля огромное медицинское учреждение, вам наверняка пришлось столкнуться с несовершенствами российского законодательства в сфере медицины.

— Наша законодательная система, мягко выражаясь, далека от совершенства, если не сказать резче. Допустим, как делается в Европе? Инвестор строит клинику, государство оплачивает лечение. Причем оплачивается не только операционное вмешательство, но и реабилитационный процесс. Эндоклиника в Гамбурге занимается примерно той же работой, что и мы. Там за 6 дней после операции пациента научат ходить на костылях. После этого его переводят в другую клинику, где с ним занимаются на протяжении 21 дня. Врачи делают все возможное, чтобы поставить человека трудоспособного возраста на ноги, и страховка покрывает эти расходы. У нас этого нет.

— Как же быть?

— Сейчас у нас нет прибыли, мы не окупаемся. Все из-за того, что занимаемся реабилитацией пациентов, которая не входит в стоимость выделяемых на операции квот. Мы вынуждены проводить интенсивную реабилитацию практически за свой счет. Это важно, потому что от нас человек возвращается в свою деревню или в малый город, где трудно найти врача, который продолжал бы лечение, где нет больниц с необходимым оборудованием. Мы загружаем пациентов по полной программе, заставляем их работать, чтобы они не валялись в постели, как в большинстве российских больниц.

Но все это стоит существенных денег. Операция на колене в нашем центре стоит в среднем 150—180 тыс. рублей (из них только 130 тыс. оплачиваются по квоте). В эту сумму входит цена эндопротеза, хирургическая процедура и нахождение больного в стационаре с проведением первого этапа реабилитации. В Германии такая же операция стоит 16 тыс. евро. Это несоизмеримые деньги.

— Есть ли выход из этой ситуации?

— Нужно доказать Фонду обязательного медицинского страхования, Министерству здравоохранения, что наши методы лечения — эффективны. Мы их проверили уже на 1500 пациентов.

Наш центр по своим возможностям нисколько не уступает федеральным специализированным клиникам, построенным на государственные деньги в Смоленске, Барнауле, Чебоксарах. У нас есть вся диагностика, новейшие операционные, функциональные палаты, даже коридоры обустроены так, чтобы пациенты могли самостоятельно передвигаться. Почему же государственным медицинским учреждениями, на строительство которых и без того уходят огромные бюджетные деньги, выделяются федеральные квоты на операции, а частной клинике, на 70% построенной на средства инвестора, нет?

— Почему?

— Законы у нас отстают от реалий. Такого проекта, как наш, занимающегося высокотехнологичной медициной, в России просто нет. Мы способны выполнять федеральную миссию, делать до 4500 операций в год по эндопротезированию и на позвоночнике, а также до 2500 других операций. Если не будет этой загрузки, судьба нашего центра печальна. Это должны понимать люди, которые стоят у власти. А пока получается так, что вырастили гиганта и кормим его, как ребенка.

— В ваш центр постоянно приходят на экскурсии врачи из муниципальных поликлиник. Они смотрят, как тут все устроено и, наверное, мечтают работать в таких же условиях. Может ли ваш проект повлиять на развитие периферийной медицины в целом?

— Хочется верить, что он даст толчок к тому, чтобы подобные центры стали появляться не только в Москве, Санкт-Петербурге, но и в провинции, которая и делает российскую экономику. Тогда у жителей глубинки не будет такого стремления уехать в столицу.

— Вы много времени проводите на рабочем месте, решаете бесконечные проблемы. Не устали? Не хочется передать свое детище кому-то другому и отдохнуть?

— Хочется. Центр построен, работает, теперь можно передать его министерству здравоохранения, поскольку это их функция — лечить людей. Мы написали уже массу писем в адрес Минздрава, чтобы приехали, посмотрели, что мы в Тагиле построили. Но никакой реакции пока не последовало.

— Что, на ваш взгляд, в жизни главное?

— Наверное, чтобы человек чувствовал себя удовлетворенным. Если работа, личные отношения его радуют, то, наверное, он может считать себя не очень обиженным судьбой существом.

— А сейчас для вас что самое главное?

—Получить квоты на операции в количестве 3 тысяч. Это нужно не столько госпиталю, сколько людям, нуждающимся в высокотехнологичной медицинской помощи.

Владислав Тетюхин находился в студии, где проходила «Прямая линия» с президентом РФ. Вопрос о получении необходимых медицинскому центру в Нижнем Тагиле федеральных квот Владиславу Валентиновичу задать не удалось.

Владислав Валентинович Тетюхин родился 29 ноября 1932 года в Москве.

В 1956 году окончил Московский институт стали и сплавов по специальности «инженер-металлург», после чего был направлен на Верхнесалдинский металлообрабатывающий завод. Прошел на заводе все ступени карьерной лестницы, в 1992 году став его генеральным директором. По данным журнала «Форбс», занимал 153-е место в списке самых богатых людей России.