На сей раз ее тематика была посвящена проблеме современной практики российской высшей школы и тех «болевых точек», которые сегодня возникают в этой сфере.  Высшая школа в России сегодня переживает непростые времена: многие даже говорят о ее кризисе. Доктор философских наук из Челябинского педуниверситета С. Борисов с вызовом назвал свое выступление «Университет в руинах»! И это естественно: все в мире системно, а современный мир вновь находится в состоянии «реформаций и деформаций». Да и нынешнее российское бытие далеко от гармоничности. Университеты и институты — составная часть общекультурного и общесоциального целого, и на них отражаются все те «тектонические сдвиги», на которые так богата наша жизнь. Современный российский университет сталкивается с несколькими «вызовами» времени — экономическими, социальными, культурными и профессиональными. Этому был посвящен доклад доктора философских наук, профессора УрГЭУ С. Кропотова. Фактически можно говорить о возникновении ситуаций, которые ставят под вопрос традиционные педагогические методики и властно призывают к инновациям в этой области. По выражению доктора философских наук, профессора Уральского государственного педагогического университета Людмилы Беляевой, «в современном университете происходит смена научных программ и направлений». Именно этому было посвящено выступление ректора Гуманитарного университета профессора Льва Закса «Чему следовало бы учить в современном университете?».

Во-первых, актуален вопрос мотивации студентов. В прежние годы эта проблема вообще не фигурировала — априори считалось, что если студент пришел в вуз, он должен прямо-таки изначально изнывать от любви к изучаемым предметам… Между тем психология знает уже давно: все поведение человека определяется потребностями — а последние являются сферой действия мотивационных механизмов. Ведь что греха таить: традиционная, то есть унаследованная с советских времен педагогика, действовала почти по известному армейскому принципу — «Не умеешь — научим, не хочешь — заставим». То есть — по принципу так называемой «внешней» мотивации, через принуждение. Между тем такое «репрессивное» принуждение к действию сплошь и рядом мотивирует студента не на активное освоение материала, а на поступки, совершенно противоположные. На то, чтобы «проканать», «прохилять», «не окараться» (молодежно-студенческий сленг — это шедевр лингвистики, о нем можно писать диссертации!). При таком положении дел несколько лет обучения в высшей школе воспринимаются подрастающим поколением как своеобразная разновидность «заключения в места лишения свободы» — только заключение это довольно веселое… «От сессии до сессии живут студенты весело» — а вот уж на сессии… Следовательно — нужно применить максимум усилий и таланта, чтобы эта самая сессия прошла как можно более безболезненно…

Ясно, что при таком, совершенно стандартном, положении дел — качество обучения стремительно падает, если не становится вообще номинальным. Следовательно, на повестке дня стоит потребность работы со студентами на уровне более высоких, внутренних мотиваций — конкретно преподавать так, чтобы заинтересовать молодежь, вызвать у них мотивы иные, чем простое подневольное выполнение учебной программы…

Во-вторых, проблема символического восприятия усваиваемого: это тоже сфера, совершенно незнакомая традиционной педагогике. Суть в том, что человек (любой!) воспринимает сигналы из внешнего мира не напрямую, а через сложную систему символов (многозначных образов). Знаменитый немецкий философ ХХ века Эрнст Кассирер даже пошутил, что человек — это не хомо сапиенс, а «анималь символикум». Буквально — «символическое животное». Применительно к педагогике этот момент имеет далеко идущие последствия. Скажем, в школе на уроках литературы подразумевается, что ребенок будет знакомиться с материалом в определенной последовательности: сперва русские народные сказки, потом «Слово о полку Игоревом», затем «Недоросль», «Горе от ума», «Евгений Онегин», «Герой нашего времени», «Ревизор», и так далее. И восприятие маленького человека пойдет по этой схеме… Но это же маниловщина чистой воды! В современных условиях школьник прежде чем доберется до русской классической литературы, прочтет книгу о Гарри Поттере, посмотрит «Властелин колец» и «Хроники Нарнии» (хорошо, если не «Американский пирог»!), поиграет в компьютерные игры на материале Второй мировой войны… Да и классику он скорее всего воспримет посредством аудиокниги — что совсем не эквивалентно «традиционному» методу в плане восприятия… Наконец, совершенно не исключено, что современная молодежь начнет знакомиться с «высокой классикой» на материале не отечественном, а зарубежном. Например, прочтет «Над пропастью во ржи» Дж. Сэллинджера, а собственное наследие начнет постигать не с «времен Очаковских», а сразу с ХХ века — к примеру, с «Мастера и Маргариты». Педагогическая практика показывает: бессмертный роман Булгакова — один из самых любимых в студенческой среде. Следовательно, все символические ряды и ассоциации выстроятся в совершенно иной динамике — современные юноши и девушки могут воспринять «Пушкина через Замятина», а совсем не наоборот. И этот момент также жизненно необходимо «брать на карандаш».

Наконец — ситуация информационного разрыва преемственности между средним и высшим образованием. Педагоги свидетельствуют: качество общегуманитарной подготовки абитуриентов и первокурсников, то есть тех, кто пришел со школьной или «колледжной» скамьи, таково, что их приходится «переучивать» на уровне самых основ. Особенно это относится к историческим познаниям. Причина — в архаических методиках подходов к материалу, свойственная российскому среднему звену, но также и в достаточно низкой квалификации учителей. Применительно к реалиям жизни в российской глубинке, это еще и крайне плачевное состояние с компьютеризацией и интернетизацией школьников — что также немедленно детонирует в качество работы с материалом.

Есть ли панацея от всех этих напастей? Есть: это — личность, талант и «креативность» современного вузовского педагога, его любовь к собственному делу и к людям, его эрудиция, психологическая коммуникабельность и готовность к постоянному самосовершенствованию, в том числе — методологическому и познавательному. Гость конференции, доктор исторических наук, профессор Московского государственного гуманитарного университета Галина Зверева рассказывала, что в ее альма матер в свое время преподавал отец Александр Мень. По ее словам, это был идеал педагога — несмотря на любую усталость, он был всегда открыт для общения, улыбался собеседнику, щедро дарил ему плоды своей поистине вселенской эрудиции; «Он в это время просто светился!». Это — истинный пример, на который следует ориентироваться любому, кто решил связать свою судьбу с нелегким жребием «сеять разумное, доброе, вечное». Или на такой «захватывающей дух высоте», как любил говорить сам отец Александр, — или никак.