Его эпатажность была как духовный скальпель
Печальное известие пришло из Германии — для всех, кому не безразличны ценности и судьбы мировой литературы. Умер Гюнтер Грасс — замечательный мастер с поистине ренессансными дарованиями: писатель, скульптор, художник, график.
Гюнтер Грасс стал лауреатом Нобелевской премии по литературе в 1999 году.
Бывают в истории культуры личности, которые не только создают непреходящие духовные ценности, но и одновременно становятся настоящими «возмутителями спокойствия» — «взрывают повседневность» собственной нонконформистской позицией. Подчас они шокируют законопослушного обывателя, подчас вызывают на себя раздражение «человека-массы» (если воспользоваться диагностически точным названием культовой книги испанского философа Х. Ортеги-и-Гассета). И только потом общество понимает: эти несносные «возмутители спокойствия» были нравственными целителями, их шокирующая эпатажность — сродни психологическому и духовному скальпелю. Сократ, Макиавелли, Юм, Чаадаев, Ницше, Шестов… В этом парадоксальном и славном ряду и Гюнтер Грасс.
Он родился в «вольном городе Данциге» (ныне Гданьск, Польша). По воспоминаниям самого писателя, приведенным в так называемой «Данцигской трилогии» (романы «Жестяной барабан», «Кошки-мышки» и «Собачьи годы»), его родители занимались торговлей. Отец писателя — немец, мать происходила из народа кашубов (поморские славяне). Так что в жилах классика немецкой литературы ХХ века текла славянская кровь.
Во время Второй мировой войны пятнадцатилетний Гюнтер был призван, вместе со своими одноклассниками, в обслугу зенитной батареи, затем отбыл трудовую повинность — и в ноябре 1944 года был зачислен в 10-ю танковую дивизию СС. Причем сам не сделал ни единого выстрела (!). Он сдался в плен к наступающим американским войскам и провел в плену до 1946 года. На этом война для Грасса, к счастью, закончилась. За эти годы Гюнтер Грасс возненавидел фашизм во всех его проявлениях.
А потом — была невероятная и бьющая через край жизнь Художника. Работал каменотесом, что очень пригодилось в будущей профессии скульптора, учился скульптуре и живописи в Академии искусств в Дюссельдорфе (ФРГ) и в Высшей школе изобразительного искусства в Западном Берлине. Жил в Париже, Западном Берлине, Вестфалии и Шлезвиг-Гольштейне; дважды был женат, в конце 50-х гг. активно участвовал в выставках (как художник и скульптор) и в это же время начал пробовать себя как литератор (в стилистике абсурдизма). И — блистательный успех 1959 года: выход в свет книги «Жестяной барабан», первой части «Данцигской трилогии». За этот роман он получил премию объединения «Группа 47», к которой он сам принадлежал с 1957 года. В романе реальные исторические события конфронтируют с сюрреалистически-гротескным образным языком Грасса. Стиль, в котором написан роман «Жестяной барабан», стал «фирменным» стилем Гюнтера Грасса. После выхода книги Гюнтер Грасс получил мировую известность: впервые после Второй мировой войны немецкий писатель завоевал международное признание. В 1979 году роман был экранизирован прославленным режиссером Фолькером Шлендорфом. Фильм «Жестяной барабан» получил главный приз Каннского фестиваля — «Золотую пальмовую ветвь» — в 1979 году, а также «Оскар» в номинации «Лучший иностранный фильм».
Так началась громкая слава Гюнтера Грасса. И одновременно его тернистый путь «возмутителя спокойствия». Уже второй роман писателя, «Кошки-мышки», вызвал скандал, из-за описанных там откровенных сцен: министр работы и здравоохранения земли Гессен сделал запрос в федеральные органы надзора о проверке романа как имеющего аморальное содержание. После последовавших протестов общественности и других писателей запрос был отозван. Но Грасс эпатировал общественность не только книгами, но и собственными публицистическими высказываниями. Так, в 1990 году он высказался против объединения ФРГ и ГДР — из-за опасения «возрождения германского милитаризма». Наконец, 8 апреля 2012 года Израиль объявил Гюнтера Грасса персоной нон грата за обнародование стихотворения под названием «То, что должно быть сказано», в котором тот резко критиковал Израиль за угрозу превентивной войны в отношении Ирана. В связи с данным скандалом Грасс пояснил, что к Израилю в целом он испытывает глубокую симпатию, и его ошибка состоит в том, что он писал про Израиль в целом, а не про нынешнее израильское правительство. Он заявил, что не встал на сторону Ирана, а призывал международное сообщество контролировать обе стороны конфликта и выразил удивление тому, что, хотя он получил много писем поддержки и одобрения его позиции, немецкая пресса посчитала возможным дать высказаться только его критикам. Притом что антисемитом Грасс не был никогда — это подтвердил экс-посол Израиля в ФРГ Ави Примор (последний критиковал упомянутые стихи, но счел действия собственного правительства чрезмерными). Кстати, еврейская община Германии в этой ситуации тоже защищала и оправдывала писателя…
И еще одна резонансная социальная акция, сделавшая имя Гюнтера Грасса знаменитым. 13 декабря 2005 года «мэтр из Данцига» выступил с открытым письмом в защиту гениального турецкого писателя Орхана Памука, подвергшегося преследованиям на родине из-за собственной нонконформистской позиции в защиту армян. Вместе с Грассом это письмо подписали еще несколько живых литературных классиков ХХ века: Жозе Сагамагу (Португалия), Габриэль Гарсия Маркес (Колумбия), Умберто Эко (Италия), Карлос Фуэнтес (Мексика), Хуан Гойтисоло (Испания), Джон Аптайк (США) и Марио Варгас Льоса (Перу).
Последние годы жизни Грасс жил в Любеке — там же находится его литературный и живописный архив. Актом мирового признания художественных заслуг Грасса стало присуждение ему Нобелевской премии по литературе. В своей нобелевской лекции мастер произнес слова, звучащие сегодня как завещание: «Подобно тому, как Нобелевская премия, если отвлечься от всякой ее торжественности, покоится на открытии динамита, который, как и другие порождения человеческого мозга, — будь то расщепление атома или также удостоенная премии расшифровка генов, — принес миру радости и горести, так и литература несет в себе взрывчатую силу, даже если вызванные ею взрывы становятся событием не сразу, а, так сказать, под лупой времени и изменяют мир, воспринимаясь и как благодеяние, и как повод для причитаний, — и все во имя рода человеческого».